Доминирующий вид является исключением. Их самки откладывали яйца в брюшную сумку, где и носили до тех пор, пока не начинали выводиться детеныши. Ростом это животное достигает двенадцати футов (считая по макушке); форма черепа такова, что зрение стереоскопическое. Большой палец на трехпалой кисти — отстоящий.

ЗАСЕЯННЫЕ ЗВЕЗДЫ

Программа «Семя»

Вновь загудели двигатели корабля, но Свени даже не заметил перемены. Он все еще лежал, пристегнутый к койке, когда из настенного динамика раздался голос капитана Майклджона. Свени никогда еще не испытывал такого безмятежного спокойствия, а раньше, пожалуй, не смог бы даже и представить. Хотя пульс его и бился ровно, Свени казалось, что он уже умер. Понадобилось несколько минут, чтобы до сознания дошел голос капитана.

— Свени, ты меня слышишь? У тебя… все в порядке?

Маленькая пауза заставила Свени усмехнуться. С точки зрения Майклджона и большей части остального человечества, Свени вовсе не был в порядке. Практически, он был мертв.

Плотно изолированная кабина Свени, свидетельство его анормальности, имела отдельный воздушный шлюз для выхода из корабля. Она была размещена так, чтобы предотвратить прямые контакты Свени с остальными членами экипажа. Подтверждал это и тон Майклджона. Таким голосом обращаются не к другому человеку, а к какому-то существу, которое нужно держать в надежно запертом помещении. В камере, стены которой защищают Вселенную от того, кто находится внутри, а не наоборот.

— Конечно, я в норме, — отозвался Свени, отстегивая ремень и садясь на койке.

Он проверил показание термометра. Как и всегда, тот регистрировал неизменные 90 градусов выше нуля. Это средняя температура на поверхности Ганимеда, третьего спутника Юпитера.

— Я немного задремал. Что случилось?

— Корабль выходит на орбиту. Сейчас мы примерно в тысяче миль от Ганимеда. Я подумал, вдруг ты захочешь посмотреть на него.

— Ну еще бы. Спасибо, Майки.

— Да, — сказал динамик на стене. — Потом нужно будет поговорить.

Свени ухватился за поручень и с завидной точностью подтянулся к крохотному и единственному иллюминатору каюты. Для человека, чей организм с самого рождения приспособлен лишь к одной шестой гравитации Земли, невесомость была вполне допустимой крайностью.

И сам Свени если и был человеческим существом, то его допустимой крайностью.

Он выглянул наружу, заранее зная, что предстоит увидеть. Планету Свени досконально изучил не только по фотографиям, картам и телезаписям, но даже с помощью телескопа — на Луне, его родине, и еще на Марсе. Когда вы приближаетесь к Ганимеду, то первое, что поражает взгляд — огромное овальное пятно, Трезубец Нептуна. Так его назвали самые первые исследователи спутников Юпитера, потому что на старой карте Хови пятно помечено греческой буквой «пси». Имя оказалось удачным, выяснилось, что неправильный овал является морем, расширяющимся к востоку, где занимает пространство от 120-го до 165-го градуса долготы и от 10-го до 36-го градуса северной широты. Морем — но чего? Конечно же, воды, навечно превратившейся в лед каменной твердости. Минеральная пыль покрывала его слоем примерно в три дюйма толщиной.

К востоку от Трезубца до самого полюса тянется образование, называемое Впадиной. Это сотрясаемая обвалами долина, которая через полярную область простирается в другое полушарие, при этом спускаясь все ниже к югу. (Ниже — потому, что для пилотов и астрономов ВЕРХ там, где север). На других планетах нет ничего подобного Впадине, но с корабля, который подходит к Ганимеду по сто восьмидесятому меридиану, она напоминала Большой Сырт на Марсе.

Однако в действительности сходство лишь внешнее. Большой Сырт — самая приятная местность на Марсе, а Впадина — она и есть Впадина.

На восточной границе этого грандиозного шрама в коре планеты торчит гора высотой в три километра. Свени знал, что у нее пока нет названия. На карте Хови гора отмечена буквой «пи». Ее легко можно различить с Луны в хороший телескоп, когда через данную долготу проходит линия терминатора. Тогда вершина горы сверкает в темноте, как маленькая звезда. От ее подошвы к Впадине тянется плоскогорье и почти отвесно обрывается в сторону остальной части планеты. Это удивительно для мира, не имевшего других тектонических складок.

На этом плоскогорье и обитали адаптанты.

Свени довольно долго смотрел вниз на вершину, которая сверкала под солнечными лучами. Основание горы оставалось невидимым. Странно: почему он ничего не испытывает? Подошла бы любая эмоция: предчувствие встречи с себе подобными, тревога, нетерпение, даже страх. Как ни крути, а после двухмесячного затворничества в каюте-барокамере любая перемена обстановки должна бы показаться благом, даже встреча с другими адаптантами. Но он по-прежнему ощущал безмятежное спокойствие. И лишь гора вызвала у него мимолетное любопытство. Его взгляд переместился к Юпитеру. Чудовищной величины шар дикой расцветки висел в каких-то шестистах тысячах миль от него. Это зрелище привлекло Свени своей живописностью, но не имело никакого смысла.

— Майки? — позвал он, почти заставляя себя снова взглянуть на впадину.

— Я тут, Свени. Как тебе нравится вид?

— Ничего особенного. Похоже на рельефную карту. Где вы меня высадите? Выбор места высадки оставлен на ваше усмотрение.

— Думаю, особого выбора у нас нет, — голос Майклджона прозвучал более уверенно. — Только на большое плато, больше некуда. Хови обозначил его буквой «эйч».

Свени с легким отвращением осмотрел темный овал. Там он окажется так же плохо укрытым, как и в центре моря Кризисов на Луне. Именно это он и сообщил капитану.

— Выбора у тебя нет, — спокойно ответил Майклджон.

Корректирующие двигатели дали несколько импульсов. К Свени на секунду возвратился вес, но исчез прежде, чем успел его куда-нибудь швырнуть. Корабль завис на нужной орбите. Но останется ли он над той же точкой поверхности или будет перемещаться над Ганимедом, Свени не знал. И не стал спрашивать. Чем меньше он знает, тем лучше.

— Да, падать придется долго, — пробормотал он. — Хотя атмосфера здесь и не самая плотная в системе. Нужно, чтобы я оказался где-то у подошвы горы. Не хочу потом ползти две сотни миль через все плато.

— Но, с другой стороны, — возразил Майклджон, — если ты опустишься чересчур близко, твои тамошние приятели смогут запросто засечь парашют. Может быть, лучше тебя выпустить во Впадину? Там столько валунов, трещин и прочего хлама, что радар будет совершенно беспомощным. У них не появится ни единого шанса засечь такую мошку, как человек на парашюте.

— Нет уж, спасибо. Вспомни про оптическое наблюдение, фольгу парашюта даже адаптанты не спутают с обломком скалы. Нужно высаживаться на другой стороне склона горы. Там я окажусь одновременно и в радарной, и в оптической тени. Кроме того, как мне выбираться из Впадины? Не зря же они установили станцию слежения на краю обрыва.

— Это верно, — согласился Майклджон. — Так, катапульта уже нацелена. Я одеваюсь и встречаюсь с тобой снаружи, на корпусе.

— Ясно. Только скажи, что вы будете делать, пока меня не будет. Чтобы в случае чего я не свистел впустую, вызывая вас.

Раздался металлический стук, открылся отсек скафандров. Свени надел ремни парашютов. Чтобы нацепить респиратор и ларингофоны, понадобилось всего десять секунд. Для защиты от окружающей среды, в которой человек мгновенно бы погиб, не будь на нем скафандра высшей защиты, Свени большего и не требовалось.

— Я останусь на орбите на триста дней. Энергия будет отключена, кроме самых необходимых систем, — голос Майклджона казался теперь более далеким. — Предполагается, что к тому времени ты уже успеешь как следует изучить обстановку и познакомишься со своими друзьями. Я приму твое сообщение на условленной частоте. Тебе нужно послать лишь оговоренный кодом набор букв. Я введу сигнал в компьютер, тот выдаст инструкции, и я буду действовать в соответствии с ними. Если через триста дней вести так и не появятся, я на скорую руку помолюсь за душу бедняги Свени и отправлюсь восвояси. Большего, Бог свидетель, я сделать не в состоянии.